Джордж Сондерс. Линкольн в бардо. М.: Издательство «Э», 2018. Перевод Г. Крылова
Посмертное существование покойников, их меланхоличная возня, запоздалые жалобы и препирательства — один из классических сюжетов американской литературы, причем скорее поэзии, чем прозы. Конечно, при желании можно вспомнить рассказ Эдгара Алана По «Без дыхания», в котором заживо (предположительно) погребенный герой встречается на сельском кладбище с его обитателями, или недавний роман Фэнни Флэгг «О чем весь город говорит», где благожелательные мертвые с любовью наблюдают из могил за жизнью своих потомков. Но все же именно поэты — Эмили Дикинсон, Эдвин Арлингтон Робинсон и, конечно, Эдгар Ли Мастерс — создали наиболее впечатляющую портретную галерею душ, застрявших на полпути от бытия к небытию. Собственно, в том самом месте, которое буддисты называют «бардо», а прошлогодний лауреат Букеровской премии Джордж Сондерс вынес на обложку своего романа.
Линкольн, упомянутый в названии, — это вовсе не президент США Авраам Линкольн, а его 11-летний сын. Круглолицый Уилли, такой трогательный в своем неуемном веселье, умирает в самый тревожный для его родины час. Отец мальчика недавно развязал гражданскую войну, в которой Север пока несет колоссальные потери, энтузиазм первых военных дней угас и на смену ему приходят тягостные сомнения в оправданности кровопролития. Маленький Уилли мечется в бреду в своей спальне, покуда внизу, в Белом доме, его родители устраивают роскошный прием, призванный укрепить боевой дух нации, а несколькими днями позже отправляется на кладбище, сопровождаемый проклятиями в адрес его отца — черствого тирана, равнодушного к страданиям сограждан.
African leaders are pressing Europe to follow China’s lead by ending ivory tradeThe next target in the struggle to stamp out ivory trade and its debilitating effect on elephant populations across Africa is the European Union (EU). A petition signed by 32 African leaders has called on the EU—the world’s largest exporter of legal ivory—to close its thriving market. Advocacy groups suggest that while ivory trade is
|
Сраженный горем и угрызениями совести президент не может отпустить сына, и ребенок, даже за гробом покорный воле отца, отказывается покинуть кладбище и перейти в неведомый край, который покойники деликатно именуют «другим местом». «Папа сказал, что он вернется», — твердит Уилли и принимает решение задержаться на тесном пятачке между жизнью и смертью в обществе таких же бедолаг, как он. Все обитатели кладбища убеждены, что на самом деле не умерли, а просто «хворают», и тешат себя ложной надеждой, будто рано или поздно вернутся на землю, к родным и близким. Взрослые могут без всяких последствий пребывать в бардо сколько угодно, но для детей это место гибельно: в силу какого-то неясного закона мироздания застрявший здесь ребенок рискует погибнуть навеки. И кладбищенские старожилы — в первую очередь троица друзей-протагонистов (юный самоубийца, разочарованный супруг, так и не успевший консумировать свой брак, и отвергнутый богом священник) — решают во что бы то ни стало убедить мальчика двинуться дальше. Но для этого им нужно привлечь на свою сторону единственного человека, который может повлиять на Уилли — его отца, безутешного президента Линкольна.
Роман Сондерса продолжает поэтическую американскую традицию не только содержательно, но и формально. В книге нет собственно авторского текста, все повествование собрано из обрывков речи мертвецов и псевдодокументальных свидетельств, написанных от лица живых. Полифоничный и обманчиво нестройный «Линкольн в бардо» поначалу воспринимается как равномерный утомительный гул, вызывающий желание заткнуть уши, однако если перетерпеть пару десятков страниц, понемногу в этом хаосе звуков проявится структура и завораживающий ритм, из тьмы проступят призрачные контуры незримого мира, а общий хор разделится на отдельные яркие и чистые голоса. В сущности, книга Сондерса — это поэма (чтоб не сказать оратория), написанная свободным стихом, и рассказывающая обо всех бедах Америки. Кровь, льющаяся на полях гражданской войны, мешается с кровью замученных рабов (даже мертвые, они не смеют приблизиться к своим бывшим господам), страдания угнетенных женщин переплетаются со страданиями подавляемых сексуальных меньшинств, и сквозь всю эту глобальную драму красной ниточкой тянется история сильного мужчины, потерявшего свое дитя.
Пожалуй, единственное, что несколько сбивает с толку в случае с романом «Линкольном в бардо», — это присуждение ему Букеровской премии. На протяжении многих лет — собственно, до 2012 года, когда премию решили вручать в том числе американцам, — британский Букер оставался премией по-хорошему предсказуемой. По большей части ее получали традиционные романы, обладающие приятным свойством универсальности, то есть понятные читателю из любой страны без специального комментария. Ни одна из этих характеристик не применима к роману Джорджа Сондерса — специфически американскому по духу и проблематике и радикально модернистскому по форме. Словом, в данном случае не стоит полагаться на стикер «Лауреат Букеровской премии» на обложке — это очень любопытная, очень поэтичная и мало на что похожая книга. Но совершенно точно не то, чего мы привыкли ждать от классического букеровского романа.
Хлоя Бенджамин. Бессмертники. М.: Фантом Пресс, 2018. Перевод М. Извековой
Есть такие романы, которые словно специально созданы для определения «добротный». «Бессмертники» Хлои Бенджамин определенно из их числа: четырехчастная сага о двух сестрах и двух братьях едва ли оставит в сердце читателя особо глубокий след, но почти наверняка обеспечит его неплохим набором впечатлений, а если повезет, то и парой нетривиальных мыслей.
Знойным летом 1969 года четверо детей из семьи Голдов — 13-летняя Варя, 11-летний Дэниэл, 8-летняя Клара и 7-летний Саймон — ускользнув от родительской опеки, отправляются к гадалке, поселившейся по соседству. Они и сами толком не знают, чего ждут от этого визита, и, вероятно, именно потому и получают от странной женщины с двумя тощими косицами не то подарок, не то смертельное проклятие — каждому из них гадалка предсказывает дату его смерти. В этой точке единое русло романа разделяется на четыре рукава — по числу героев, каждый из которых применяет собственную стратегию взаимодействия с полученным пророчеством.
Саймон, самый младший, едва достигнув 17-летия, сбегает из родного Нью-Йорка, чтобы отправиться в Сан-Франциско — в те годы столицу американского гей-двжиения. Саймон знает, что жить ему недолго, и бросается навстречу всем радостям и соблазнам, которые может предложить ему «самый развратный» город США. Секс, алкоголь, балет, любовь — и закономерная смерть от СПИДа строго в назначенный день, вскоре после двадцатого дня рождения.
Следующая на очереди, рыжеволосая Клара, с детства бредит магией и фокусами. Она убеждена, что сцена способна оградить ее от предсказанной ранней смерти, и с безоглядной страстью отдается любимому делу. Однако то, что поначалу кажется ей надежной дорогой к бессмертию, оборачивается гибельной ловушкой: не в силах противостоять силе пророчества, Клара решает самостоятельно сделать шаг ему навстречу, покинув мужа, маленькую дочь и наметившуюся было успешную карьеру фокусника.
Самый нормальный, обычный и здравый из всех Голдов, Дэниэл, выбирает спокойную и надежную карьеру врача и находит гармонию в тихом бездетном браке. Он почти забывает о назначенном ему гадалкой сроке, однако незадолго до роковой даты его жизнь дает трещину — Дэниэл лишается любимой работы, его мучает тоска по умершим брату и сестре, и череда случайных, вроде бы, событий в свой черед подводит и его к смертной черте.
И лишь старшая, Варя, ученый-геронтолог, получившая от гадалки самый щедрый прогноз, посвящает свою жизнь не иллюзорной, но вполне действенной, практической борьбе со старением и увяданием. Варе удается вывести весьма необычную формулу если не бессмертия, то во всяком случае долголетия: живое существо может жить долго, почти бесконечно, при условии отказа от продолжения рода и любых форм гедонизма.
В принципе, романов о самосбывающихся пророчествах написано немало (из последних трудно не вспомнить блестящий «Ф» немца Даниэля Кельмана), и Хлое Бенджамин не удается сколько-нибудь радикально расширить границы этой темы. Ее «Бессмертники» — немного скованная, но по-своему обаятельная попытка еще раз пройти многократно хоженой дорожкой и посмотреть, как по-разному страх смерти и осознание ее неизбежности влияют на разных людей. Однако запечатленные в романе образы развеселого Сан-Франциско 70-, угарного Лас-Вегаса 80-х, добропорядочного буржуазного Нью-Йорка 90-х хороши и самодостаточны настолько, что, в общем, окупают концептуальную вторичность магистрального сюжета.
Стивен Кинг, Ричард Чизмар. Гвенди и ее шкатулка. М.: Издательство АСТ, 2018. Перевод Т. Покидаевой
С точки зрения российского читателя у небольшой повести «Гвенди и ее шкатулка», написанной Стивеном Кингом в соавторстве со своим давним другом, издателем и редактором Ричардом Чизмаром, есть одно важнейшее достоинство: это первый за многие годы текст Кинга, опубликованный у нас в нормальном (не безупречном, но вполне пристойном) переводе. Это выгодно отличает его от практически всех остальных книг американского классика, читать которые по-русски категорически не рекомендуется. Пожалуй, немного жаль, что счастливая судьба быть переведенной профессионально и с любовью выпала на долю не самой лучшей (и вообще не вполне кинговской) книги, однако этот прецедент дарит отечественному читателю надежду на лучшее, да и утверждать, что других достоинств в «Гвенди» нет, будет все же несправедливо.
На протяжении всех летних каникул 12-летняя жительница Касл-Рока (да-да, того самого Касл-Рока в штате Мэн, где разворачивалось действие таких великих шедевров Кинга, как «Мертвая зона» и «Нужные вещи») Гвенди Питерсон совершает ежедневную пробежку по так называемой «лестнице самоубийц» в местном парке. Гвенди решила во что бы то ни стало похудеть за лето, чтобы не тащить за собой обидное прозвище «Гудиер» (в честь огромного рекламного дирижабля) из начальной школы в среднюю. Однажды во время пробежки она встречает загадочного мужчину в черной шляпе — оторвавшись ненадолго от чтения «Радуги тяготения» Томаса Пинчона, тот сообщает Гвенди, что выбрал ее хранительницей удивительной шкатулки. Крышка шкатулки украшена разноцветными кнопками — нажав на одну, получишь вкуснейшую шоколадную фигурку, каждый раз разную. Другая кнопка подарит тебе коллекционный серебряный доллар. Остальные кнопки менее безобидны: нажав на зеленую, владелец шкатулки может уничтожить Азию, на желтую — Австралию и так далее. С этого момента жизнь Гвенди радикально меняется к лучшему. Она не только худеет, но и становится самой красивой и популярной девочкой в школе, лучшей ученицей и перспективной спортсменкой. Ее пьянчужки-родители, стоявшие на грани развода, заново влюбляются друг в друга и на радостях бросают пить, да и вообще жизнь, казалось, не сулившая сюрпризов — во всяком случае, приятных, внезапно становится на удивление хороша. Но груз ответственности за весь мир вкупе с соблазном испытать собственное могущество, нажав на какую-нибудь из опасных кнопок, тяжело давят на плечи Гвенди…
Будь это сольное произведение Стивена Кинга, можно было бы не сомневаться, что дальнейшая судьба героини и ее близких окажется незавидной. Однако милосердное вмешательство Ричарда Чизмара сглаживает возможные углы, и «Гвенди и ее шкатулка» оказывается книгой куда более гуманной и доброй, чем можно предположить сначала, а потому пригодной в том числе для подросткового чтения. Не великой, но симпатичной, увлекательной, а главное, отлично показывающей, как замечательно может выглядеть Стивен Кинг на русском, стоит только отнестись к его текстам по-человечески.
https://meduza.io/rss/all
